Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий

Здание как здание, ничего особенного. За учебным корпусом начиналась поросшая ивняком лощина. В пяти километрах отсюда она выходила на пологий берег Днепра. На склоне лощины за учебным корпусом виднелся домик, выложенный из красного облицовочного кирпича.

— Хижина деда Тараса, — показал на домик вахтер. — Дед в курсе о вашем прибытии.

Вахтер вернулся выполнять свои обязанности, а Иван Григорьевич направился к домику. Последний раз с полковником Ажипой он виделся в актовом зале Высшей школы КГБ. Тарас Онуфриевич читал лекцию об особенностях работы иностранных разведок на советских предприятиях военно-промышленного комплекса. В перерыве они встретились. Тарас Онуфриевич был немногословен.

— Ваня, я тебя благословил. Не подведи.

— Как можно, товарищ полковник.

— Отвыкай от слова «товарищ»…

Вот и весь разговор. Как он теперь встретит?

Встретил, как отец встречает любимого сына после долгой-предолгой разлуки.

— Давно надо было бы, — упрекнул без обиды.

— Виноват.

— Ты еще скажи, как в армии: «Виноват. Молодой. Исправлюсь», Не люблю я этого слова — виноват, то есть «признающий вину». А какая она у тебя?

— Вроде никакой.

— Вот так и говори. А то еще заставят каяться. А к покаянию прибегают или очень хитрые или слабовольные. Нормальный человек, даже если он и грешник, не покается… Что нахмурился? Это у меня старческое — придираться к слову.

Тарас Онуфриевич белый, как отцветающий на лугу одуванчик, слегка располневший, но не так, как Славко. Видно было, что все же постарел. По-прежднему его молодили глаза. Они поблескивали сталью, что невольно закрадывалась мысль: никак глаза стальные? Как штык русской «трехлинейки». А вот голос уже с хрипотцой, старческий.

— Алексей передавал, что ты собираешься ко мне, да все никак не соберешься, — говорил он, вводя гостя в свое жилище.

Комнаты были скромно обставлены в стиле пятидесятых годов. Только в зале — он же был и кабинетом — стоял большой, чуть ли не в четверть помещения, письменный стол. На столе, по левую руку, — коротковолновый армейский приемник.

— Алексей? Это кто?

— Капитан Дубогрыз. Он тебя возил к твоему сыну-капеллану. Кстати, Эдвард — проповедник ладный. Пентагон им доволен.

Так, с долгих сборов, с Алексея Дубогрыза, который, оказывается, у деда частенько бывает, разговор переключился на сынов Джона Смита. Тарас Онуфриевич больше интересовался не Эдвардом, капелланом, а предпринимателем Артуром. По сведениям, которыми он располагал, Артур был более перспективным с точки зрения работы на Россию. Под Россией чекист подразумевал все бывшие Советские республики плюс славянские страны.

— Как у младшего бизнес?

— Преуспевает… Но над ним же дед-сенатор…

— А ты?.. Разве ты от своего сына отступился?

— Мне его не достать… через океан.

— Достать всегда можно… При желании. Неужели ты забыл, как мы тобой подменили сына профессора Холодца? Тоже действовали через океан. И никто не обнаружил подмены. Даже его школьные товарищи. Конечно, встретила бы мать, мать заметила бы… Как в разведке, тысячу раз отмерь, а на тысячу первый еще раз подумай, как лучше отрезать. Артуром займись особо. Пригласи его на Украину как бизнесмена. Мы ему обеспечим режим оптимального успеха. И Москва его обласкает — я хлопцам подскажу. Дружба с людьми бизнеса — дело верное, но не потому, что у них деньги, деньги есть и у нас, а потому, что мы проникаем во враждебную нам среду. Ты думаешь, Америка развалила бы СССР, не проникни ее агенты в ЦК и в политбюро? Неслучайно народ назвал их агентами влияния. А КГБ, этот охранный отряд партии, растерялся как пес, сбитый с толку: надо было укусить хозяина, а собачий инстинкт не позволил… Ладно, вернемся к сути. У бизнесменов, хлопче, головы трезвомыслящие. В советское время нашим вшивым идеологам не хватило ума объяснить, почему Ленин дружил с некоторыми фабрикантами, с тем же Морозовым, почему дал дорогу НЭПу, почему начал было выращивать своих нэпманов, людей бережливых и хозяйственных. Наши придурки, не поняв ленинского замысла, поспешили НЭП ликвидировать, не увидели в нем рационального зерна. Мало было называться хозяином страны, нужно было им быть каждой клеткой сердца и мозга. Порулить бы Ленину этак лет пятнадцать — двадцать, глядишь, и Второй мировой войны не было бы. По крайней мере, в Европе. Читал небось как Владимир Ильич насторожился по поводу фашизма в Италии?

— Не читал, — чистосердечно признался Иван Григорьевич. — Учебники этот факт обходили.

— Историю, Ваня, надо учить не по тенденциозным учебникам, а по документам, — строго напомнил Тарас Онуфриевич.

Слушал младший чекист старшего — у обоих жизненного опыта хватило бы не на одну книгу — и приходил к мысли, что старший товарищ даже личную жизнь, всю без остатка, подчинил интересам безопасности своей страны. Такими чекисты были в первой четверти века и такими же — тот же полковник Ажипа — завершали его последнюю четверть. В природе чекистов есть что-то наследственное и оно, как гены, передается из поколения в поколение.

У многих далеко не всегда складываются ладные семьи, и часто причиной становится эта наследственность: долг превыше всего.

— Знаю, знаю, у тебя новая семья, — говорил Тарас Онуфриевич, что нельзя было определить, он поощряет или же, наоборот, осуждает. — Понимаю, дело молодое… Сколько тебе стукнуло?

— За шестьдесят.

— Ага! — крикнул дед. — Не износился, значит?

— А когда было? — в тон ему ответил Иван Григорьевич. — Одних только шифровок в Центр отправил больше тысячи… Не до амуров. Да и жену любил…

Тарас Онуфриевич снова крякнул, и снова не понять — одобряет или осуждает?

— Ну, вот что, хлопче, — сказал, будто собирался объявить приговор. — Добирай моторесурс и завязывай. Сам же важное дело затеял. Так что доводи до ума. Понимаю, власть может помешать. Но власть — что погода. А погода в нашем крае переменчива… А вот интерес Отечества — это уже климат. Климат, он устойчив, даже для сотен поколений — неизменчив. Так что вечное — это любовь к Отечеству. Женщину можно полюбить, а можно и разлюбить, все зависит от того, как она себя поведет, да и как мужчина себя поведет. Но то, что в крови, что передается, не спрашивая нас, по наследству, то и есть корень нации. А нас Америка в купе с Европой пытается лишить этого корня. Как добудешь неопровержимые факты, предадим их широкой огласке. Пусть народ Украины знает, что ему уготовано. А то у нас всякие шавки радуются, что на месте России будет пустыня — выгон для скота, а нэнька, дескать, останется нетронутой, потому что, видите ли, она европейская держава. Как будто Россия только азиатская. И азиатов, значит, можно как саранчу… — И вопрос на засыпку: — Так когда там конгресс принял решение о ликвидации СССР?

Тарас Онуфриевич знал, конечно, и